Вокруг Европейского дня языков
Sep. 28th, 2006 07:19 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Во вторник, 26 сентября, отмечался Европейский день языков, и этому событию посвящена серия мероприятий, проводящихся на этой неделе медиатекой Сен-Жан-де-Бре, одного из ближайших пригородов Орлеана.
Понедельник был посвящён дебатам на тему «Перевод: задачи и проблематика», поэтому почти весь понедельник я там и провела (к сожалению, до конца не смогла остаться – пришлось всё же идти на работу). Я немного опасалась – маленький провинциальный городок, какой тут будет уровень... И зря – уровень был очень даже!
Вёл дебаты Оливье Маннони – журналист и переводчик с немецкого, переводил он Кестлера, немецких философов, одна из последних его работ – новый перевод «Мюнхаузена» ... Бюргера (про это уже можете смотреть здесь, хотя к «Мюнхаузену» я ещё вернусь).
Первым выступил Эмманюэль Сириак – это орлеанский издатель, совсем маленькое издательство, издают книги по философии, архитектуре, общественным наукам. Готовятся начать издавать зарубежных авторов. Он рассказал немного о французском книжном рынке и переводах на этом рынке. Среди произведений художественной литературы переводные книги составляют 37%. Больше всего переводят с английского, задем идут немецкий и японский (оказывается, есть издательства, специализирующиеся исключительно на выпуске переводной японской литературы). Это основные языки. Затем идут итальянский и испанский, но их процент по сравнению с английским резко падает.
Одна из новых проблем в книгоиздании – время (к проблеме времени в самых разных его аспектах все выступающие вернутся неоднократно, это было одно из ключевых слов дня).
Произошло невероятное ускорение – путь, который проходит рукопись, сильно отличается от того, каким он был даже несколько лет назад. Да и сама рукопись теперь не весит ничего, если можно так выразиться. Фактически, едва завершив свой труд, автор может немедленно обнародовать результат, передать его всему миру. Если раньше, желая издать перевод, издатель работал с физически существующей книгой, изданной в другой стране, другим издательством, получившей определённую прессу и читательский приём, перечитанной самим издателем уже в виде книги, сопровождаемой соображениями о том, как лучше её представить французскому читателю, то теперь всё не так. Крупные издательства работают с литературными агентами, фильтрующими и отсеивающими рукописи. Рукописи эти зачастую ещё не изданы и даже не завершены, получают их литагенты по мейлу (Оливье Маннони привёл пример известного парижского литагента, который ежедневно получает по мейлу 5-7 рукописей, каждая соответствует по объёму 400-600-страничной книге).
Издательский мир делится на два лагеря, кажый со своими целями и методами работы: с одной стороны -крупнейшие издательские группы (во Франции их 3), с другой стороны – мелкие издатели. Эти самые маленькие издательства работают, «как раньше», являются некоторым образом хранителями той самой издательской традиции, того самого «издательского времени», когда от момента личного выбора до появления книги на прилавках должно было пройти несколько лет.
Что же с переводами? Вторым ключевым словом было слово retraduction, новый перевод.
Никто не спорит, что некоторые (и даже многие, хотя и не все) книги устаревают, не выдерживают проверки временем. Но никому не придёт в голову попросить автора перечиитать и подправить, а то и переписать роман, даже если он выглядит устаревшим. А устаревшие переводы переделывают.
Тексты Флобера не устарели, чего нельзя сказать о старых переводах текстов Флобера.
Почему переделывают перевод?
И тут слово взяла Алина Шульман. Сразу оговорюсь: когда я увидела на сцене Алину Шульман, то поняла, что я не зря сюда пришла, даже если всё остальное будет неинтересным – она неинтересной быть не может. Алина Шульман – в прошлом преподаватель в Сорбонне, сейчас на пенсии (глядя на неё, это и в голову прийти не может), она переводчик с испанского, и некоторое время назад сделала новый перевод «Дон Кихота»! Слушать её можно часами...
Итак, почему появляется необходимость в новом переводе? Не потому что старый – плохой, а потому что читатель стал другим. Необходимость в новом переводе появляется, когда налицо потеря адекватности старого перевода оригиналу. Делая новый перевод, мы восстанавливаем исчезнувшую или нарушенную связь между произведением и читателем.
(Шульман предположила, что разница в сопротивлении времени текста оригинала и текста перевода объясняется тем, что автор пишет, потому что должен писать, должен высказаться, если его читают – тем лучше, но это не его основная цель.
Переводчик работает для того, чтобы читатель мог этот текст прочесть, без переводчика читатель текст не получит.)
Возникает вопрос нового определения верности оригиналу (тут я просто замерла, потому что то, что она скажет дальше, не очень вписывается во французскую переводческую традицию).
Она привела в пример собственный перевод «Гимна испанских легионеров» в романе совремненного испанского автора. Дословный перевод не имел никакого смысла и выглядел более чем странно. И она переписала текст – он по-прежнему звучал как гимн, в нём улавливается отдалённое и прямое цитирование «Марсельезы» и «Моего легионера» Пиаф. Автор романа был в восторге от перевода.
(Я конечно же вспомнила про Щепкину-Куперник с Ростаном – Оксана прислала мне книжку «Воспоминаний», отрывки из который я тыщу лет назад читала в «Науке и жизни», как раз где Щепкина-Куперник рассказывала, как восхищался Горький словами «Мы все под полуденным солнцем и с солнцем в крови рождены» в песне гасконских гвардейцев - словами, которых у Ростана нет, которые Щепкина-Куперник сама придумала и которые мы все знаем наизусть!)
И Шульман сказала, что в подобном случае её перевод верен оригиналу, но нельзя, как принято, говорить о его истинности. Правильнее было бы говорить о пути, подходе, открытии текста. А когда этот самый accès найден, каждый переводчик следует дальше своим путём.
Что касается методики работы над новым переводом – она непременно работает с уже имеющимися, чтобы не повторять чужих ошибок, в частности. Основной инструмент – словари. И ещё собственный слух. И всё, что мы из себя представляем. « Nous travaillons avec ce que nous sommes, avec notre expérience. »
Работая над «Дон Кихотом», она поставила временным пределом для лексики 1650 год, более поздние выражения не использовала и пришла к выводу, что при этом она может писать на всем понятном языке с некоторым ароматом старины. Поэтому, например, она не смогла использовать выражение tomber dans les pommes (оно более позднее), когда Санчо Панса так умирает от жажды, что сейчас просто хлопнется на землю, пришлось писать tomber d’inanition.
После Шульман слово взял Антуан Казе – преподаватель теории и практики перевода в орлеанском университете, переводчик современных англоязычных авторов.
Если Шульман, сравнивая обоих, ставила писателя со стороны письма, а переводчика – со стороны чтения, Казе предложил образ двух близнецов – их невозможно различить в момент рождения, но проходит время, у каждого своя жизнь, они по-прежнему похожи, их опознают как близнецов, но отличий всё больше и больше.
Что же касается новых переводов – часто именно благодароя им на свет появляются шедевры. Новый перевод – это не акция против предыдущих переводов, это движение к оригинальному тексту.
Перевод влияет и на язык самого перевода. По нескольку раз переводятся не произведения-однодневки, а те, у кого в запасе вечность, и для культуры языка перевода они уже не чужеродны. То есть тот же самый «Дон Кихот» не является, конечно, частью французской культуры, но несомненно является частью культуры французов.
Много говорилось о переводе философских и научных трудов – в этой области новые переводы делаются чаще и раньше, часто подход к изданию сильно отличается в разных странах. Например, «американский» Фуко довольно сильно отличается от «французского» Фуко. Более того, у «американского» Фуко имеются книги, которых у французского не было (американские издатели собрали в книги неизданные труды и черновики).
Первый перевод Дарвина на французский был сделан в XIX веке Клеманс Руайе – женщиной, само по себе почти скандал. Но обнаружилось, что она многое меняла – некоторые местоимения, там, где у Дарвина пассивные глагольные формы, неё –активные. Некоторым образом, переводя Дарвина, она продвигала собственные идеи.
Научный перевод выполняет не только лингвистические задачи, он может быть и отражением борьбы идей.
Сюда же о выборе терминов: совершенно нормальные во французском sélection и sélectionneur невозможны в немецком, ассоциируются с нацистсткими экспериментами.
Перевести у Хайдеггера être au monde, а не être dans le monde – существенно, это формирует мысль.
Уэльбек – просто звезда в Германии. Причём не как писатель, а как философ. Что же такое с ним сделал его немецкий переводчик?
Конечно, немало было интересных сведений и рассказов, иногда почти анекдотов из истории переводов.
Антуан Казе рассказал, как, чтобы ввести жанр романа во французскую литературу, где он ещё не был признан, писатели выдавали собственные произведения за переводы английских авторов.
А уже в XX веке, когда в моду вошли американские триллеры, французские переводчики придумали для их перевода какую-то особую форму французского языка, у переводных американских триллеров была на французском особая лингвистическая окраска. Это было таким ярким явлением, что когда французские писатели стали писать по их образцу французские триллеры, то они использовали тот же язык, те же лингвистические средства, что и в переводах (это к вопросу о том, как перевод может повлиять на язык перевода).
Оливье Маннони поговорил, конечно, о «Мюнхаузене»... Бюргера.
«А вы знаете, что, оказывается, изначальный текст «Мюнхаузена» - английский, не немецкий? То есть это вообще-то английский юмор?» «Знаем, знаем», - закивала я головой.
«А вы знаете, что Теофиль Готье (он почему-то забывал упомянуть «-сын») сделал политически корректный перевод, текст для детей, так его прилизал, что он мало чем похож на оригинал?» «Не знаем, но догадываемся, - подумала я, - у нас «Мюнхаузен»... Распэ – тоже детская книжка».
А ведь книга... Бюргера – это сатира, невероятно язвительный и полный недвусмысленностей текст, заставляющий вспомнить о Рабле! Теофиль Готье(-сын) в некоторых местах выкидывал целые куски текста, отчего последуюшая история иногда просто непонятна. (И Маннони рассказал нам, чем занимался зад разрубленной надвое лощади – перед, как всем известно, продолжал пить водичку.)
Был затронут вопрос об авторских правах переводчика. Хрестоматийный пример – переводы Кафки Александром Вьялаттом. Это блестящий перевод, только в нём больше Вьялатта, чем Кафки. И этот Кафка очень отличается от Кафки по-немецки. Когда в 60 годы Кафка издавался в таком академическом издании как «Плеяда», был заново сделан перевод «Процесса», но наследники Вьялатта не согласились на использование другого перевода. Этот новый перевод в сборник вошёл, но был раздёрган на комментарии и фактически пропал. Только в 90 годы, когда срок действия авторских прав окончился, был опубликован новый перевод «Процесса», уже третья версия (в пердисловии к нему роассказывается эта история – как экономический аспект повлиял на перевод).
Много, много было интересного. Закончилась утренняя часть вопросами. Коротко остановлюсь на одном. Женщина, занимаюшаяся чтением вслух литературных текстов. Задала вопрос об оральности, звучании письменной фразы. Меня этот вопрос очень интересует, если всерьёз его обсуждать – это надолго, но его обсудили тезисно, все согласились, что, несмотря на авторскую индивидуальность, читая текст на родном языке, помимо собственной воли ждёшь некоторых привычных структур, переводчик должен об этом помнить. «И так расслышать фразу может только человек, для которого язык – родной, - сказал Антуан Казе, - не может быть безупречного перевода на неродной язык». Я подумала, что он подтасовывает и пример Набокова использует трлько тогда, когда ему удобно. Но тут вмешалась Алина Шульман и заявила: «А вот и нет! Я родилась в Марокко, французский мне не родной, хотя я ребёнком переехала во Францию и очень рано была практически билингвом. Я училась французскому, делая переводы!»
После обеда к выступающим присоединились новые гости – Ясмин Оффман, преподавательница в Орлеанском университете и переводчица Эльфриды Йелинек, переводчик с итальянского Оливье Фавье, директриса турского издательства Фарраго Элизабет Буайе и Лоран Эврар, владелец книжного магазина « Le livre », тоже из Тура.
Дискуссия приобрела более практическое направление – как приходят книги зарубежных авторов к издателям и как они выбирают, кого перевести. Как важно, чтобы книга нашла не просто хорошего, а «своего» переводчика. Как жить дальше – какие книги поддерживать, защищать и продавать, как не дать себя раздавить монстрам от книгоиздания и книготорговли, о соотношении экономических и культурных рисков в работе издателя, о том, как выбирает книги для продажи независимый книготорговец и сколько времени ещё осталось существовать маленьким издателям как Hyx и Farrago и независимым книготорговцам как Лоран Эврар – сами же они и ответили, что времени практически им не осталось.
Я, пожалуй, остановлюсь, хотя так многое хочется рассказать! Очень хорошо началась посвящённая переводам неделя в Сен-Жан-де-Бре, посмотрим, что будет дальше.
P.S. Во время перерыва, съев парочку "green leaves", я продолжила чтение книги с оптимистичным названием Zéro. Новая глава называлась "Babylone". У какого-то французского автора я, помнится, читала, что Вавилонскую башню, Tour de Babylone, французы называют Tour de Babel, чтобы ещё раз напомнить о смешении языков.
no subject
Date: 2006-09-29 11:44 am (UTC)Подход Шульман мне как-то кажется ближе.
no subject
Date: 2006-09-29 11:51 am (UTC)А вот то, что переводчик говорил [ х ], а не [ ш ] - это точно, и почему-то было приятнее, хотя как правильнее, я опять-таки не знаю... :о((
no subject
Date: 2006-09-29 12:07 pm (UTC)no subject
Date: 2006-09-29 01:48 pm (UTC)К сожалению, изучение этих правил не распространено - у Розенталя есть кое-что, но очень кратко, скорее обзорно. Для французских наименований все эти правила есть в учебнике Гака. А вот аналогичного канонического учебника (практика перевода) по немецкому (и, кстати, даже по английскому) я не знаю :о((
no subject
Date: 2006-09-29 08:22 pm (UTC)no subject
Date: 2006-09-29 11:33 pm (UTC)Какой же язык первый у Алины Шульман? Нешто арабский? :)
Цитата из Яны: "Уэльбек – просто звезда в Германии. Причём не как писатель, а как философ. Что же такое с ним сделал его немецкий переводчик?" В русской культуре часто такое говорят о переводах Воннегута Ритой Райт-Ковалевой.
Эльфриду Элинек я видела по-русски в двух написаниях, еще Елинек. Собственно, как и в случае Мюнх(г)аузена не считаю принципиальным, так, заметки на полях, из цикла "А поговорить?" (когда время есть) :)
no subject
Date: 2006-09-30 07:21 am (UTC)А вот выбора между Йелинек и Елинек мне (и никому, по-моему) уже не сделать :о)))
no subject
Date: 2006-09-30 07:22 am (UTC)no subject
Date: 2006-09-30 08:07 am (UTC)Осложняется всё ещё тем, что правила транскрипции меняются, о забытых авторах - что говорить, а вот извечтные авторы и персонажи могут вдруг не вписываться в современные правила. Хрестоматийный пример - наш любимый Victor Hugo, который Гюго (совсем не так, как произносится), а вот родственник его (племянник, кажется) - художник, живший в XX веке, уже транскрибируется Юго (ближе к произношению), хоть это одна и та же фамилия.
Меня больше возмущает неправильная транскрипция современных имён - тут всё должно идти по существующим правилам. Ну ладно, есть имена, которые сами французы по-разному произносят. например, журналистку-заложницу из Либерасьон называли Флоранс Обна, а после освобождения - стали говорить Обнас (возможно, она поправила сама), певца Thomas Fersen всегда звали, как положено, Тома, и вдруг начали называть Томас, с ударением на последнем слоге всё же (ну там богема, мало ли что они выдумают). Политика Франсуа Bayrou как только не называют - и Бэру, и Байру... Я бы на его месте выпустила коммюнике или выступила с официальным публичным заявлением.
Но простые и обычные имена... Я ещё соглашусь на Бегбедера (по-французски он произносится Бегбеде) - "р" где то там отдалённо слышится и может проявиться при liaison, ну и по-русски его в таком виде склонять удобнее. Но писать Martin Winkler (про это escucha_me говорила) как Мартин - нет!!!!
Про Брассенса молчу. Его имя произносится не по правилам чтения. но все французы произносят его правильно, с э носовым, даже Petit Robert des noms propres не даёт произношения, не считая это трудностью...
no subject
Date: 2006-10-02 02:37 pm (UTC)Классический для меня пример - споры "суши vs. суси" :-)
no subject
Date: 2006-10-02 02:54 pm (UTC)суши vs. суси
Date: 2006-10-02 10:18 pm (UTC)Re: суши vs. суси
Date: 2006-10-03 06:16 am (UTC)no subject
Date: 2006-09-30 07:11 am (UTC)no subject
Date: 2006-09-30 07:45 am (UTC)Но ещё раз - все были единодушны (издатель тоже подтвердил), что необходимость в новом переводе ощущается, больше того часто разнеы издатели независимо друг от друга "поворачиваются" к одним и тем же писателям. задумываясь о новых переводах (сейчас - к Марку Твену, например).
А вот Эврар (одержимый книгопродавец) сказал, например, что, может, новый перевод и веяние времени, но может существовать привычка, привязанность к старому. Недавно во Франции вышел новый перевод "Улисса", а вот он, Эврар, предпочитает старый. Проблема в том, что старые переводы перестают издавать (но это уже другая проблема).
Он же начал говорить о русских переводах - но, увы, никто не поддержал. Говорил он об этом в такой связи: недостаточно просто полюбить книгу, чтобы её переводить, издавать и продавать. Должна быть более убедительная аргументация - нужно быть уверенным в необходимости этой книги читателям. Так вот переводы. На мой (янин :о)) взгляд, русская классическая литература идёт не очень. Я переводы не читала, листала только. Сравнительно недавно очень хороший переводчик Маркович заново стал переводить Достоевского и Пушкина. На мой (янин) взгляд, с русским оригиналом эти переводы перекликаются куда лучше - и Достоевский остаётся Достоевским, пусть по-французски. И в новом "Евгении Онегине" узнаёшь пушкинский (понять по старому почему Пушкин - великий русский поэт, вообще не представлялось возможным, хотя было и про дядю самых честных правил и письмо Татьяны).
Эврар об этом не говорил, он просто задавался вопросом - а читателю эти новые переводы ближе, нужнее?
Тут вопросов масса, я ещё немного вернусь к этому, когда буду рассказывать про вчерашнюю лекцию Оффман, про "плохой" и "хороший" перевод с точки зрения переводчика и читателя.
no subject
Date: 2006-09-30 12:34 pm (UTC)Сейчас себе представила, что в один прекрасный день я могу открыть сборник сонетов Шекспира и вместо привычного маршаковского "ее глаза на зведы не похожи, нельзя уста кораллами назвать..." я прочту другое и даже не пойму ЧТО это тоже самое:( Может оно и будет лучше, но оно будет другим. Вот я как читатель спрашиваю себя:"А нужно ли мне оно, другое?"
no subject
Date: 2006-09-30 01:04 pm (UTC)Вещи мирового значения - вроде "Улисса" могли быть довольно быстро (в пределах десятилетий) оценены и переведены из-за этого значения не самыми подходящими для работы людьми. В хорошем переводе заложена такая же мистика, как и в оригинальном произведении, скажете нет? А мне в это верится.
no subject
Date: 2006-09-30 01:41 pm (UTC)Временная граница 1650 года тебе кажется ушедшей в века (это не так, на самом деле), а Шульман ставили в упрёк, что её новый перевод - слишком современный, чуть не с МакДо.
(Временная граница на самом деле просто ограничивает употребление появившихся позднее слов и выражений, но отнюдь не означает использование архаизмов. Если ты посмотришь словарь, обращая внимание на даты появления слов в языке, то убедишься, что это сравнительно свежий срез.)
Я Шульман заню (не лично, а по выступлениям) давно. Её "Дон Кихота" брала в библиотеке на предмет полистать = язык там вкусный и читается с удовольствием.
Согласна с Вишенкой насчёт переводов давних более или менее - с этим и надо сравнивать.
Потом отношение к тексту, "стандарты" меняются - вон Теофиль Готье-сын целыми кусками выкидывал оригинальный текст (в пятидесятых годах таким же образом была переведена на французский "Пеппи Длинныйчулок"), сейчас подобное немыслимо.
Или вот новые переводчики Гюнтера Грасса - они ведь наверняка, в связи с аоследними его выступлениями, будут что-то такое незамеченное искать в его известных текстах...
Но то, что читателю может нравиться старый перевод, вполне допустимо, об этом речь тоже заходило (см. что я написала о выступлении Лорана Эврара уже в комментах).
no subject
Date: 2006-09-30 03:09 pm (UTC)no subject
Date: 2006-09-30 03:47 pm (UTC)no subject
Date: 2006-09-30 03:50 pm (UTC)http://www.lib.ru/SHAKESPEARE/shks_translations.txt
no subject
Date: 2006-09-30 03:49 pm (UTC)G.Flaubert "Madame Bovary".
Alors, les appétits de la chair, les convoitises d'argent et les mélancolies de la passion, tout se confondit dans une meme souffrance; - et au lieu d'en détourner sa pensée, elle l'y attachait davantage, s'excitant à la douleur et en cherchant partout les occasions. Elle s'irritait d'un plat mal servi ou d'une porte entrebaillée, gémissait du velours qu'elle n'avait pas, du bonheur qui lui manquait, de ses reves trop hauts, de sa maison trop étroite.
Перевод Н.Любимова
Веление плоти, жажда денег, томление страсти - все слилось у нее в одно
мучительное чувство. Она уже не могла не думать о нем - мысль ее
беспрестанно к нему возвращалась, она бередила свою рану, всюду находила
для этого повод. Ее раздражали неаккуратно поданное блюдо, неплотно
запертая дверь, она страдала, оттого что у нее нет бархата, оттого что она
несчастна, от несбыточности своих мечтаний, оттого что дома у нее тесно.
Комментарий:
в переводе Любимова нет ни одного союза "и", не смотря на такое количество перечислений? Нет их и у Флобера. Это вообще особенность французской фразы в отличие от русской. У них все перечисляется через запятую, а у нас чаще связывается союзом. Поэтому у Любимова ритм очень похож на Флоберовский, смотри:
неаккуратно поданное блюдо...пауза...неплотно запертая дверь... пауза... оттого, что у нее нет бархата... пауза... оттого, что она несчастна... пауза... от несбыточности своих мечтаний... пауза... оттого, что дома у нее тесно.
Мы с тобой сделали соединение союзом "и", видимо, для плавности речи. А Любимов не побоялся оставить Флоберовские запятые, и как у него получилось похоже на оригинал!
(…)я вижу, что без «и» эффект гораздо сильнее, потому что с "и" вторая часть фразы немножко теряется, а так, каждая сентенция самостоятельна, на нее делается ударение, и читатель обратит внимание на каждый источник страдания Эммы в отдельности. Союз же, соединяя их вместе, немножко их смазывает!