
Запаздываю и «отстаю» с отчётами... Вот уже недели три как закончила «Школьную тоску» Пеннака (во французском названии, Chagrin d’école, явно слышится аналогия с «любовной тоской» - chagrin d’amour).
Вообще-то жаль, что не написала сразу – начала читать, когда была вовсю увлечена разборками с прописными в названиях книг (тут, тут, тут и тут) и уже на 23 странице романа Пеннака наткнулась на такой абзац:
Ах, эти грозные часовые – прописные буквы!
Они стояли преградой на моём пути, не подпуская к именам собственным. Любое клеймёное прописной буквой слово было обречено на немедленное забвение – города, реки, названия сражений и договоров, галактик и теорем, имена героев и поэтов не оставались в памяти из-за повергающих в столбняк прописных. «Поберегись! - покрикивали прописные. К этому слову у тебя доступа нет, оно не для тебя, оно собственное, и ты, дуралей, его недостоин!»
Книга Пеннака – не роман, а то, что по-французски называется «эссе». В начале книжного года, осенью 2007 года, с ней был связан не то что скандал или скандальчик, а... казус. Она получила премию Ренодо в результате нарушения регламента – изначально «Школьная тоска» в числе кандидатов на премию не числилась, была включена in extremis и получила премию. Насколько это справедливо и заслуженно, судить не могу, и не знаю, предусмотрена ли регламентом возможность присуждения премии не-роману. Но было так, и не все таким положением дел были довольны.
Пеннак для меня – писатель особенный, отношения у нас с ним непростые, хотя если посмотреть на них как на историю любви – вполне типичные.
Я уже неоднократно рассказывала, как, оказавшись пятнадцать лет назад во Франции, была в растерянности перед полками книжных магазинов – французский я к тому времени учила уже двадцать с лишним лет, в институте слушала лекции, ходила на семинары и сдавала экзамены по французской литературе, была записана во все мыслимые отделы книг на иностранных языках тогдашних московских библиотек, работая на ММКВЯ, при каждой возможности бегала со стенда родного издательства на французские стенды, французские коллеги по работе приносили книжки из посольской библиотеки, тем не менее представление о современных авторах и современной французской литературе вообще было расплывчатым и надёрганным. Я стала пробовать наугад и прислушиваясь к советам, но всё как-то разочаровывало.
Первым, понравившимся и порадовавшим меня писателем был Пеннак. То есть могу сказать, что именно он был моим первым писателем во французской жизни. Прочла я тогда самые знаменитые его книжки, трилогию Au bonheur des ogres - La Fée carabine -La Petite Marchande de prose. Не спешите поправить меня и напомнить, что это не трилогия, а, скорее, сага о Малоссене, после вышло ещё три или четыре романа – это мне хорошо известно, я их читала и именно поэтому говорю о трилогии. Четвёртый – ещё куда ни шло, пятый – заставил усомниться в целесообразности, а шестой подтвердил эти сомнения. Пеннака я читать перестала. Всё следующее, даже если и не про Малоссена, было хуже и хуже. Дай бог всякому понять, когда остановиться!
Я часто слышу выступления Пеннака по радио – это интересно, но литературная любовь наша прошла, оставив о себе, правда, хорошие воспоминания.
Но когда я его ещё читала и не думала скрывать своей любви, наоборот, почти все советовали прочесть мне его эссе о книгах и чтении – точнее даже, о воспитании чувств к чтению, книгу Comme un roman. Она вышла ещё до моего переезда во Францию, не могу судить, как была встречена но, кажется, пользовалась большим успехом. На русский была переведена уже когда я жила во Франции, так что не могу судить, как была встречена, но, кажется, тоже пользовалась большим успехом.
Я читала её вне всяких издательски-читательских ажиотаций, совершенно спокойно, и на вопрос «Ну как?» запросто отвечаю «А никак». К поклонникам этого эссе я не отношусь. То есть конечно тема меня интересует, и он пишет о ней с любовью и энтузиазмом, но я ничего нового для себя не почерпнула, никакого откровения не было. Хотя я люблю читать когда «про книжки» - пусть даже то, что знаю, «лишнего раза» в таких чтениях не бывает, с этой точки зрения было, в общем интересно, но показалось невероятно длинно (хотя книга небольшая). Я слышала такое мнение, что это он «терпеливо рассказывает» - может быть, но меня не покидало ощущение, что он «наматывает» количество страниц, доводя до объёма книги то, чего хватило бы на большую журнальную статью или «досье». И пусть простят меня френды, которые книжку любят (я знаю, что такие есть).
Новое эссе Пеннака, Chagrin d’école, мне читать хотелось – потому что про школу, потому что я знала, что он рассказывает о собственном школьном опыте двоечника, ставшего учителем. Несомненно, учителем талантливым.
Читать интересно – и про его школьные годы, про то, как менялась ситуация с той поры, какова она сейчас. Про положение и даже школьный статус, а главное – про анамнез этих самых двоечников, cancres. С Пеннаком интересно повспоминать, посравнивать, посоглашаться или нет – я с увлечением читала, про роль, которую он отводит грамматике или диктантам, его утверждения не кажутся мне парадоксальными, а кажутся очевидными. Я с ними с радостью соглашаюсь. О чтении, кстати, много – в частности о парадоксе «чтения двоечников». О том, что «внеклассное чтение», выходящее за рамки школьной программы, ещё недавно считалось занятием пустым и вредным (всё, конечно, от семьи зависит и уровня культуры, но взгляд этот был вполне распространённым – я читала про это в социологических книжках, да ещё до выхода книги Пеннака мне одна стажёрка лет чуть за пятьдесят рассказывала про то, как ей родители не разрешали читать!), не одобрялось и уж конечно не поощрялось.
Слова во славу хороших учителей – точны и прекрасны.
Но... Под конец опять ощущение длиннот, повторов, все уже всё поняли, а он ходит и ходит вокруг – ну прямо учитель в школе! :о))
Когда я рассказывала про книжку на читательском кружке, начала так же, как здесь – с воспоминания о Comme un roman. Так прямо и спросила у присутствующих: «Вот вам нравится Comme un roman?» Присутствовашие уже читавшие (обе учительницы на пенсии, кстати) хором сказали: «Да! И нравится он нам больше, чем Chagrin d’école».
А мне больше понравился Chagrin d’école, хотя и не безоговорочно (и премию in extremis я бы давать не стала :о)) ) Тем, кому проблемы школы, воспитания, любви к языку и чтению небезразличны, я бы посоветовала читать.